МИША АЛЛЕН — ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ:
Три телефонных звонка из Торонто в Монреаль

Перед нами тексты абсолютно уникальные. Фонограммы с ними хранились в коллекции Миши Аллена (1911–2001), канадского собирателя материалов о русской неподцензурной песне.

Михаил Юрьевич Аллен (наст. фамилия — Каценеленбоген) попал в США ещё молодым человеком в 1930 году из Литвы. С давних пор его привлекали фольклорные песни и творчество А. Н. Вер­тин­ского, а когда в конце 60-х на Запад просочились первые плёнки Владимира Высоцкого и Михаила Ножкина, он стал страстным поклонником «новых бардов». С его лёгкой руки песни-стихи Высоцкого впервые прочла эмиграция в Америке [1]. C 1970 года он в нескольких периодических изданиях опубликовал ряд песен Высоц­кого на английском [2], а также переводил его произведения на иврит. Им выпущена аудиокассета своих нерифмованных переводов, он принимал участие в издании ряда пластинок Высоцкого. Миша Аллен был активным популяризатором авторской песни, вёл обширную переписку по вопросам этого явления. Его принято считать автором термина магнитиздат.

Собираясь впервые звонить приехавшему в Монреаль Высоцкому, коллекционер, чтобы увековечить этот эпохальный для него разговор, догадался подключить к телефонному аппарату магнитофон. Через день он позвонил снова и тоже записал беседу на плёнку. Не изменил он себе и через год, когда Высоцкий вновь оказался в Канаде.

Встретился М. Аллен со своим кумиром лишь в апреле 1979 года, когда Высоцкий приехал в Торонто для выступлений. От этой встречи остались две фотографии и автограф Высоцкого на буклете И. Рубановой: «Мише Аллену — добра желаю! Может быть, увидимся в Москве, начало положено! Я даже не мог думать, что здесь есть люди, столь осведомлённые в моём творчестве. Благодарю. Торонто. <Вы­соцкий>». Вот некоторые впечатления от личного знакомства, высказанные Алленом в его письмах к коллегам-коллекционерам — сотрудникам «Русской мысли» К. Д. Поме­ранцеву и «Нового русского слова» Р. В. Полчанинову: «Ну вот наконец удалось повидать Высоцкого. Он имел здесь два выступления. <...> Сам он производит очень приятное впечатление, не кичит из себя “звезды”. Держит себя очень скромно. “Публисити” избегает, но это уже, понятно, не из-за скромности» (23 апреля 1979 г.); «Лично меня Высоцкий убедил, что никакого разрешения на пластинку его концерта в Нью Йорке он не давал. О такого рода пиратстве теперь много пишут в английской прессе...» (24 июля 1979 г.); «Сложный у него был характер и ещё более сложную вёл он жизнь. В прошлом году, когда я с ним встретился, он произвёл впечатление хилого человека. Со сцены он был гигантом. Творчески он тоже начинал растворяться [3]» (14 августа 1980 г.).

Все упомянутые материалы наряду с другими, заинтересовавшими Музей, с прошлого года хранятся в его фондах. Они были приобретены для ГКЦМ у семьи коллекционера с помощью Благотворительного Фонда Владимира Высоцкого.

Насколько нам известно, Аллен никогда не распространялся об имеющихся у него свидетельствах своих телефонных бесед с величайшим бардом. Можно сколько угодно рассуждать об этичности его поступка, ведь коллекционер не спрашивал разрешения Высоцкого на запись, — но одно можно сказать уверенно: такое его решение позволило потомкам иметь эти бесценные документы, на их основе установить некоторые даты и уточнить факты. Читатель сам может судить об этом по публикуемой стенограмме, поэтому мы печатаем её с минимальными комментариями, предоставляя биографам возможность свободного толкования текста.

Мы считаем необходимым остановиться лишь на одном моменте — а именно на практически прояснившейся датировке стихотворения «Слева бесы, справа бесы...». Как известно, рукопись этого произведения выполнена Высоцким на листе перекидного календаря с датой «23 января, пятница», но без цифры года. На том же листке записан адрес М. Аллена.

До 1980-го указанное календарное число приходилось на пятницу лишь в 1976 году. Напомню, что этот автограф (и соответственно сам текст) стали известны только после смерти Высоцкого, когда сосед поэта по подъезду фотохудожник Валерий Нисанов по инициативе М. Влади переснял на плёнку часть рукописного архива, хранившегося на тот момент в квартире на Малой Грузинской. Тогда, в 80-х, местонахождение автографа вызывало большие сомнения относительно даты 1976, более вероятным временем создания этого сочинения (записанного на сохранившемся старом листке календаря) представлялся период с 1979 по 1980 год. В пользу этого предположения говорила и известная тогда по пластинке дата выступления поэта в Торонто (12 мая 1979-го), где жил Аллен.

Теперь же, зная точное время телефонного знакомства М. Ал­лена с В. Высоцким, мы с уверенностью можем датировать указанный текст именно 1976 годом. По-видимому, данный листок Высоцкий увёз из Монреаля 3 сентября (см. текст первой беседы).

Стенограмма публикуется с небольшой редакторской правкой, которая упрощает чтение, но не затрагивает содержания разговоров, а также с единственным сокращением — номером частного (и уже давно принадлежащего другим людям) телефона.

Пользуясь случаем, ГКЦМ В. С. Высоцкого искренне благодарит Благотворительный Фонд Владимира Высоцкого, а также Наташу Хайкин и Сергея Владимировича Махова за оказанную помощь в приобретении архива Миши Аллена.

^{1 сентября 1976 года}

— Алё!

— Владимир Высоцкий?

— (По-французски:) Да.

— Простите, что я обращаюсь к Вам так фамильярно: я не знаю вашего отчества...

— Нормально всё!

— ...но мне возраст позволяет.

— Ну, как... (Смеётся.)

— Позвольте представиться: моё имя и фамилия Миша Аллен.

— Миша Аллен. Здравствуйте!

— Здрасьте. Я — ваш переводчик... первый переводчик на английский.

— Правда?

— Я вас начал переводить в феврале семидесятого года.

— О-о, замечательно как!

— А в «Нью-Йорк таймс» только появилась статья о вас в мае.

— В этом году?

— Но! Тоже в семидесятом году.

— А, понятно.

— С корявым переводом «Плохого детектива».

— Я... (Смеётся.)

— Но я перевёл несколько ваших стихотворений. <Их> очень трудно переводить, знаете.

— Да, я знаю.

— Но у меня большой выбор. У нас, кажется, общие знакомые в Москве. Я не знаю, показывали ли они материалы о вас, где я разоблачил одного плагиатора, который подписывал своё имя под ваши стихи.

— Это к... Кто это?

— В Нью-Йорке был один такой.

— Да?

— Да. В «Новом русском слове» он... его печатали [4]...

— А, это Шария?

— Нет, нет! Шария — тот только пел [5].

— А...

— Он напел пластинку. Ну, а был такой Владимир Ушаков, он профессор из Индианы. И он отпечатал ваши стихи: «Уголовный кодекс», «Звёзды»...

— Так...

— И ещё кое-что. И подписал своё имя.

— Ха! (Смеётся.) Что вы говорите!

— Да, но та... Вам не показывали в Москве?

— Это кто?

— Общие знакомые наши. Там есть такие Волковы.

— Волковы... Волковы...

— Не знакомы они вам?

— Вы знаете, у меня очень много Волковых знакомых.

— Я знаю. Во всяком случае, у них были эти материалы. Они мне сказали, что они вам показали.

— Нет-нет-нет! Никто не показал. Они, я думаю, просто э...

— Так, знаете, только для... так сказать, для... поддержать репутацию, знаете...

— К сожалению, да. У нас, вы знаете, так это бывает часто.

— Во всяком случае, я его разоблачил, и он больше... он перестал писать.

— Да? Наконец-то.

— И потому что, знаете... И даже в то время я хотел бы... старался, что может быть, отпечатать тексты ваших песен...

— А я...

— ...но меня Питер Реддевэй [6] отговаривал. Потому что, он сказал, они с вами... что-то вы дали намекнуть, что вам это не по...

— Это кто был?

— Питер Реддевэй.

— Совершенно верно. Из Англии?

— Да-да.

— Да, он приезжал ко мне...

— Да, и он сказал, что вы не хотите этого.

— И я сказал, что печатать я не хотел.

— Да, и вот мы не печатали. Потому что, вы знаете, мы не хотим никому вредить.

— Ну, вы просто молодцы и прекрасные люди.

— Э... Понимаете...

— Ну что, Миша, приходите, давайте повидаемся.

— А... вы в Монреале, я в Торонто. Может быть, вы будете в Торонто...

— Ах, вон как...

— Да, я звоню из Торонто.

— Я понял. Я думал, вы здесь.

— Нет, что вы!

— Ну, понятно.

— Я звонил в Нью-Йорк, и мне сказали, что вы будете в Монреале и делаете пластинку. Там господин Ландрет [7]. Он сделал с вами фильм, этот... как его... Дорнхайм [8].

— Это что такое?

— Дорнхэлмс. Он сделал с вами маленький фильм?

— Это какой... как... Откуда он?

— А он из Нью-Йорка.

— Э... Дорнхайм?..

— Да, его показывали здесь по телевидению.

— Это не из Нью-Йорка! Это австрийцы сделали.

— О, это австрийцы сделали?

— Да-да-да!

— О! Ну, во всяком случае, этот фильм показывали. И вы там пели «Попугая», знаете...

— Э... «Попугая»?!

— Кажется.

— Что вы говорите! Это же... Кто же это делал-то?..

— Это делали в Нью-Йорке, показывали здесь по здешнему телевидению. Теперь он говорит, что также нью-йоркская компания хочет сделать в Нью-Йорке.

— А уже сделали.

— Уже сделали?

— Да-да-да!

— Уже всё закончили?

— Ну, сделали... Да, вчера сделали вот, значит, в дополнение к тому, что есть, ещё кое-что.

— А насчёт этой пластинки, которую вы выпускаете в Монреале, — кто вам переводит на английский?

— На английский язык — есть у меня друзья, которые, значит... Видите, если б я знал, что есть такой человек, как вы...

— Да.

— ...то о чём разговор! Но знаете что, давайте мы сдублируем. Я почему это хочу вам сказать... Значит, эти люди — это мои друзья...

— Да.

— ...тоже которые в Нью-Йорке, они тоже занимаются русским языком и так далее...

— Да.

— ...они просто, как вы понимаете, из симпатии, потому что это затея бесплатная... пока, и так далее, — делают мне все эти переводы.

— Я с удовольствием это... Хотя бы проредактировал, потому что могут быть некоторые ляпсусы. Ваш язык такой трудный, знаете...

— Я знаю. Таким образом, когда мы запишем полностью, может быть мы... я их попрошу каким-то образом их отпечатать, тексты, — когда они придут сюда...

— Да...

— ...чтобы они ещё раз попали к вам на редакцию.

— Обязательно!

— Потому что там ещё один человек пытался помочь. Я думаю, что это будут очень хорошие переводы. Но всё равно если вы уже со мной знакомы так давно, это будет замечательно.

— У меня, знаете, сколько ваших песен?

— Сколько?

— Как их... Четыреста, пятьсот...

— Да что, откуда это?!

— Во всяких вариантах.

— Но откуда?!

— Я уже шесть лет их собираю.

— Ну, это прекрасно, но только откуда это вы могли... Вы знаете, у меня дома только четыреста с лишним.

— Но у меня всякие варианты.

— А-а-а...

— Всякие выступления...

— Ясно, ясно, ясно.

— И даже... У меня много. Вы в Торонто никак не заглянете?

— Нет, к сожалению. Мы послезавтра улетаем в Париж.

— Слушайте, мне прислали карточку с вашей надписью «Всего доброго!» на Новый год...

— А-а-а...

— ...с вашим почерком [9]. Помните?

— Да-да-да-да!

— Это для меня было.

— Да что вы говорите!

— Да, да.

— Эх, вон как.

— Ведь я ваш патриот давно уже.

— Ну смотрите-ка! Это, вы знаете, вы мне — так, как всё равно мёд на душу.

— Понимаете, дело в том, что я уже и забочусь, чтобы ваша пластинка имела здесь успех.

— Ну...

— Самое главное — это в распространении, знаете?

— Ну конечно, конечно. Это было бы замечательно.

— Это рас...

— Вообще это, если... Знаете, это такая дружеская затея, она с самого начала началась на дружбе, и если она будет так же и продолжаться, и будет окружена друзьями, я думаю, хоть какой-то, минимальный, я не надеюсь на большой, потому что язык всё-таки...

— Понимаете, дело в том, что тираж... Здесь это дело не финансовое, потому что мы всё это делаем, знаете, без... из любви к искусству, так сказать.

— Да-да.

— Но чтобы пластинка оплатилась, она должна распространиться, по крайней мере, в тысяче экземпляров.

— Ну конечно.

— Понимаете?

— Да.

— Вы, наверное, уже знакомы немного с этой...

— Я... да, это я... приблизительно.

— ...с этим миром бизнеса.

— Конечно.

— А ваша «Алис в стране чудес» так и не вышла?

— Нет, она выйдет в октябре мес... э... в сентябре месяце.

— Потому что у меня есть запись...

— Да-да, есть. В сентябре ме... У вас запись уже что, есть «Алисы»?!

— Нет, где вы репетировали.

— А-а-а, понятно. Это вы знаете, это, вероятно, из Англии, да?

— Я... Но это тоже из того же места Советского Союза, но они прислали через другую страну, потому что теперь не позволяют посылать ленты.

— А-а-а... Вон как.

— Но... я вас...

— Это какие же мои друзья так с вами контактируют?

— ...я вас не оставляю.

— Я знаю. Миша, вы не беспокойтесь, вы можете мне сказать, кто с вами контактирует, я...

— Это Костя и Тамара Волковы.

— Костя и Тамара Волковы...

— Живут они на Сытинском переулке.

— Вы знаете, я их знаю, но, к сожалению... Каким образом они так имеют много э...

— Я не знаю. Они мне присылают фотографии, у них собираются актёры, я вижу по фотографиям...

— Костя и Тамара... Совершенно верно. Я знаю и их, но я их близко лично просто н... так сильно с ними не знаком. Но я думаю, что я с ними всё-таки... Или они знают каких-то близких моих друзей очень...

— Наверно, да.

— ...вот, потому что я...

— Во всяком случае, они вас уважают и...

— Я знаю. Но я тогда мог бы им просто что-то для вас дать, вы понимаете? И у меня есть кое-что новое.

— Да?

— И было бы, конечно, если бы...

— У меня «Волки», и «Смотрины», и ваш... После этого ещё что-нибудь было?

— Ой, ну что вы, что вы! Ещё столько, что...

— Меня страшно интересует ваш цикл в том же духе, как э... «Мишка Шифман», знаете...

— А-а-а, понятно. (Смеётся.) Есть ещё кое-что.

— Есть ещё кое-что в этом духе?

— Ну конечно!

— Ну, имейте меня в виду, по крайней мере.

— Обязательно! Обязательно! Ну что же, ещё раз я вас благодарю; надеюсь, что вы будете причастны.

— У вас... Кажется у господина... Если вы мне дадите господина Талбута [10]...

— Да-да, щас дам его.

— ...я дам ему мой адрес...

— Хорошо.

— ...и он вам передаст, потому что вы знаете, наверное... записывать, и так далее.

— Хорошо.

— И также передайте вашей супруге сердечный привет.

— Обязательно передам!

— Потому что у меня есть карточка её с вами.

— А, а, понятно.

— На той же карточке.

— Понятно.

— Да, видите, есть человек, который следит за вашей карьерой.

— Ну, это замечательно.

— И все рецензии, где вы в «Гамлете» выступали...

— О-о-о! Вот, слушайте, вы информированный человек.

— ...и где вас также ругали...

— Вы поразительны.

— ...в «Советской культуре»...

— О, боже мой, не только там.

— И знаете, в одной статье там было ваше отчество, и я её потерял.

— Семёнович.

— Семёнович, да-да-да, Семёнович! Владимир Семёнович, можно вас Владимиром  называть?

— Ну, ка... Обязательно!

— О кей.

— Если я вас зову Михаилом, то почему вы не можете...

— Да, да, Миша, Миша, Миша... Так дайте мне там... Я ему дам мой адрес.

— Ну хорошо. Всего доброго!

— И держите контакт, пожалуйста. И — чем я только могу, потому что это очень... Я не хотел бы, чтобы, так сказать, это... Я хочу, чтобы ваши, так сказать, знаете... левой ногой...

— Ну понятно.

— А то... не ударить лицом в грязь, потому что, знаете, переводы это так... Оскар Уайльд сказал, что переводы — как женщина: если они верные, так они некрасивые, а если они красивые — они неверные.

— А! (Смеётся.) Понятно. Ну хорошо.

— Понимаете? Надо середину найти.

— Ну понятно.

— А вас чертовски трудно переводить.

— Я знаю.

— Например, «Присказку», я так и сказал, что я это не берусь переводить: учитесь русскому и сами найдите смысл.

— Здесь очень сложно и...

— Я перевёл, знаете, ваше «Мой друг уехал в Магадан», «Зэка Петров» и э... и также «Завистник», «Письмо Мао»...

— Да, да, да. Но это всё очень старые. Теперь они посу­рьёзнее. Тут и «Охота на волков» есть, и кое-что другое. Вот.

— Ага! А!..

— Значит, я вам передаю Жиля на секундочку... И ещё раз вас обнимаю, всего вам доброго!

— О кей, дорогой!

— Спасибо, что вы позвонили.

— Очень приятно.

— Ну, до свидания.

— О кей, всего хорошего!

^{3 сентября 1976 года}

— Алё!

— Ало, Владимир?

— Да.

— Это Миша Аллен.

— А, слушаю, Миш.

— Я не мог воздержаться от соблазна вам ещё раз позвонить.

— Слушаю вас.

— Первый раз я так волновался, что многое что забыл вас спросить.

— Так.

— Во-первых, я хочу пожелать вам счастливого пути.

— Спасибо.

— Я понимаю, вы сегодня об... летите обратно.

— Да.

— А теперь я хотел вот ещё спросить: вы знаете, вышла книга Хедрика Смита [11].

— Да, я знаю.

— В этой книге он вас упоминает.

— Да, я знаю.

— И он также говорит, что вы сидели.

— Нет, это всё так...

— Так я ему написал, что у меня есть лента, где вы говорите, что вы не сидели, не воевали.

— Да.

— От этого диапазон вашего таланта не уменьшается, понятно.

— Да.

— Но... Так он мне сказал, что он с вами никогда не встречался, но кто-то из его знакомых ему сказал, и так далее. Так вы не сидели?

— Нет, конечно.

— О, это хорошо. А второе я хотел вам сказать, что когда-то у вас было в «Таганке» выступление: Вознесенский читал стихи со сцены.

— Да.

— У меня есть рукопись этих стихов.

— ...

— А... теперь, какие песни вы напели вчера?

— В каком смысле? Как «напел»?

— На... на пластинку, которую вы делали.

— Ну, вы их не знаете, я думаю.

— Совсем не знаю?

— Ну, я думаю, кое-что знаете, кое-что нет.

— Потому что у меня есть хороший перевод э... знаете, это... «Сказал себе я: брось писать...»

— Нет, нет, это всё очень старые вещи. Это — всё будут новые, и...

— А вы всё новые напели?

— Да, да, все новые. И, так сказать... И в общем-то в основном серьёзные. Так, я не сделал с юмором ничего.

— Ага...

— Вот так вот.

— А теперь, если хотите, я хочу вам дать телефон Волковых.

— Давайте!

— А у вас есть карандаш под рукой?

— А он прямо под рукой.

— У вас есть?

— Да-да-да.

— Э... два девять девять <...>

— Хорошо.

— И я... Если вы будете говорить с Талбутом... с Жилем, обязательно скажите, чтобы вам прислал тексты. Чтоб не было клюквы, знаете.

— Чтоб не было что?

— Я страшно боюсь, чтобы не было какой-нибудь клюквы.

— Нет, вы не бойтесь, потому что это делают мои друзья, которые сделали всё как надо. Так что...

— Понимаете, потому что вышла пластинка Галича, и там много ляпсусов есть.

— Я понимаю. Нет, я... я обязательно скажу ему, чтобы он [нрзб.]

— Но тогда всего наилучшего, и имейте меня в виду.

— Ну обязательно!

— И — бон вояж, так сказать.

— Да, всего доброго.

— Всего хорошего!

— Скажите, а что вы сами, чем вы занимаетесь?

— О, я сам, знаете (смеётся)... От этого дела не заработаешь. Я занимаюсь так. Я занимаюсь переводами побочно из русского на английский. Я здесь давно, я с тридцатых годов здесь, знаете.

— Понятно.

— И я также э... заведую конторой.

— А...

— Конторой. И я... И люблю русский язык.

— Ага, понятно.

— И поэтому хочу держать контакт. А ваш поклонник я уже много лет.

— Хорошо.

— Ну, о кей?

— Ну, до свиданья. О кей.

— Всего хорошего!

— До свиданья.

— Всего наи... доброго, пока!

— Всего доброго.

— Бай!

^{25 августа 1977 года}

(М. Аллен представился взявшему трубку после чего к телефону подошёл Высоцкий.)

— Алё!

— Владимир Семёнович!

— Приветствую!

— Вы думаете, что вы будете в Канаде и со мной не поговорите?

— (Смеётся.) Нет, теперь я не думаю. Но это чистая случайность, конечно.

— Слушайте!

— Да-а...

— Как поживаете?

— Да ничего, спасибо. Как у вас дела?

— Всё в порядке.

— Всё хорошо?

— К вам дошли мои запросы? [12]

— ...Нет!

— Насчёт разрешения перевода.

— Нет.

— Ничего не дошло?

— Нет.

— Что вы говорите!

— Нет-нет.

— Слушайте, я перевёл э... «Охота на волков» на английский.

— М-м-м...

— Имею ваше разрешение это опубликовать?

— Х-м, бер... пожалуйста, публикуйте.

— Да?

— Ну, я не знаю, как это... Где вы хотите опубликовать?

— В каком-нибудь журнале здешнем. В литературном.

— Понятно. Ну смотрите, это ваше дело. Лучше сделайте это так, не... не имея моего разрешения. Делайте как делаете.

— О, понимаю. О кей.

— Это ваше дело.

— Файн! Ну, это я только для своей совести хотел. Теперь я хочу вам что сказать...

— Да.

— Знаете, вышла пластинка в Нью-Йорке...

— Так.

— ...некоего Виктора Шульмана [13].

— Да. Я не знаю, кто это.

— И он напел там «Кони привередливые» и сказал, что это его музыка.

— А-а-а... Ну вот это вот нужно срочно э... Вот это каким-то образом нужно прекратить.

— Я... я передам это Тальботу...

— Да.

— Я с ним разговаривал. Он мне дал ваш номер отеля. И я... я ему передам э... я ему передам фотографию обложки.

— Да.

— Это нахальство, знаете.

— Да-да.

— Он также напел там... «Мишка...» Вместо «Шифман» сказал «Шикман».

— Да.

— И не сказав, кто автор, ничего.

— А, ну это мерзость, конечно.

— Но то, что он... То, что он не сказал, кто автор, — это, может быть, я не знаю поче... Может быть, какие-нибудь мотивы были другие. Но то, что он приписал <себе> музыку... с пластинки... Это было на пластинке!

— Ну, безусловно!

— Это нахальство!

— Да, это нужно обязательно каким-то образом дать...

— Это я напишу тогда в рецензию и это упомяну.

— А-а, вот, напишите, пожалуйста.

— О кей, я ду...

— И это даже, может быть, к ним нужно написать, кто это издал, и сказать.

— Ну, это чьё-то... он сам, он сделал компанию... Ещё имел нахальство написать копирайт, понимаете?

— Это что значит?

— Копирайт — это, знаете, так... права автора, значит... что, мол, никто не может копировать его.

— Ах, вот так... Ну, значит, конечно, нужно обязательно...

— Это какой-то новый приезжий одессит. Ему тридцать три года что-то...

— Ну, понятно, понятно.

— И он напел там всякого и перемешал ваши с одесскими...

— Ну, это я всё понял, да.

— Это страшно!

— И плохо, да?

— О-о-о, страшно! Без всякого. Там никакого таланта нет.

— Ну, понятно. Нет, ну всё равно нужно...

— Ну, понятно, кто ни поёт ваше — хуже, чем вы поёте.

— (Смеётся.) Конечно! Ну, дело в том, что, конечно, нужно сказать, чтобы...

— Да, я... я постараюсь.

— ...потому что в нашей пластинке... Во Франции уже вышла пластинка.

— Я знаю, у меня обе пластинки есть.

— А, ну вот, тем более.

— Вторая — великолепная.

— Эта вот, которая здесь сделана?

— Да.

— RCA, да?

— Да, великолепная пласти... Только единственное, что — ничего там нет русского — ни на обложке, ни в текстах...

— Да, к сожалению, да. Но это... это же они делали, понимаете? Им же виднее. Они, например, в «Шан дю Монд»... там, где с бородой фотография...

— Да, да-да...

— ...там есть русские тексты...

— Да-да.

— ...понимаете? А здесь у них просто не было возможности...

— Да, да.

— Они торопились. И спешили. Ну, как вы поживаете?

— О, ничего, всё в порядке. Стараюсь ваш «Микрофон» переводить. Я уже целый год на это мучаюсь.

— А, понятно.

— Может быть, что-нибудь нового можете... как-нибудь ко мне пришлёте?

— Вы знаете, я, наверное, буду бывать здесь. И возможно, чего-нибудь вам привезу новое.

— Оставьте у Тальбота, он уже мне передаст.

— С удовольствием.

— Большое спасибо.

— С удовольствием.

— О, большое вам спасибо!

— Ну ладно, я вас благодарю за такой интерес ещё раз, и очень приятно...

— Слушайте, если вы себя чувствуете как Джеймс Бонд в Вашей песне, дайте мне полчаса и через... у вас будет там сто поклонников у отеля!

— Да? (Смеётся.)

— Но я только держу в секрете этот номер, знаете.

— Ну, понятно. Нет, вы понимаете, например, Тальбот здесь не издаёт, он считает, что здесь не будет рынков. Всё-таки пока...

— Ага.

— Он хочет это всё-таки сделать с американцами.

— С американцами?

— Ну да. Потому что это...

— Ну, если он делает это с английским, так я это... пусть...

— А, нет. Переводы уже есть этой пластинки.

— Уже есть на английском?

— Да. Есть на английском, да, очень хорошие переводы...

— Да?

— ...и так далее. Да. Так что... Это переводы... Такой есть человек, звать Барри... я забыл, как его фамилия. Он в Нью-Йорке живёт, он переводчик. Но — которые доправлены Бродским.

— Да? Ага.

— Вы знаете Бродского?

— Да-да, я всё...

— Это мой товарищ, так что он уж... как говорится, проследил за тем, чтобы соблюдалось всё. Вот. Но... Этой пластинки <перевод> — есть, но я собираюсь сейчас в Париже сделать ещё одну, и новую.

— Ага.

— И возможно, она перейдёт и сюда тоже. Так что я думаю, что вы её заполучите — и, может быть, там вам что-то приглянётся, — переведёте.

— Я обязательно...

— Совсем новые вещи.

— Это тоже через... Риониля... «Шан дю Монд»?

— Нет, нет-нет-нет. Это совсем... Я уже с «Шан дю Монд» больше не работаю.

— Ага.

— Вот. Это другая совсем будет. Это — «<Бордлейн>».

— А, это «Болдуэн» — великолепно!

— Ну вот.

— У них там музыканты великолепные.

— Ну, прекрасно! Вот, так что, я думаю, это будет хорошо.

— Слушайте, почему вас столько изъяли из «Алисы»?

— Э... Как «изъял»?

— У меня была лента репетиций — у вас было много песен, а теперь вышла пластинка, так там вас почти ничего нет.

— Ну что вы! Вышла пластинка, у нас. Там было... Там двадцать шесть песен.

— Ваших?!

— Да.

— Исполняемых вами?

— Не-е-ет, нет.

— О!

— Не только. Там артисты исполняют.

— О, в том-то и дело!

— Нет-нет-нет. К сожалению, нет. Но в... вы имеете пластинку, да?

— Да.

— Понятно. Ну, это исполняют многие другие...

— Да, я знаю, да.

— Да. Ну ничего. Слава богу, что и это... три года подряд мучились...

— Да, да.

— Всё-таки, что она вышла.

— Ещё один вопрос.

— Да.

— Я вас не отнимаю?

— Нет, слушаю вас.

— Слушайте, у вас есть... «Мне жаль». Иногда вы поёте «жаль Христа», иногда «не жаль Христа»...

— Нет. «Жаль», «жаль»!

— «Жаль Христа»?

— «Жаль».

— Да.

— Обязательно жалко. Надо жалеть.

— Да, я понимаю, но у вас есть версия, где «не жаль».

— Да, но это такая была версия э... Я сначала было... Ну, это один раз я только спел...

— Значит, вы подписываетесь под версией «жаль».

— А, «жаль», «жаль».

— О кей.

— Только так.

— Ещё один вопрос.

— Так.

— Марина Влади выпустила русскую пластинку?

— Э-э... русскую — нет.

— О, не выпустила?

— Нет, это пластинка, которую мы с ней вместе сделали... моих песен.

— Да?

— Это все — мои песни, но она ещё не вышла.

— Но она ещё не вышла...

— Нет, она четыре года ещё... там...

— Напрасно их мучают там.

— Нет, почему? Но она пока ещё не вышла. Я всё-таки надеюсь, что она выйдет. Потому что они по... обещают уже четвёртый год, но... Не знаю. Думаю, что выйдет.

— Что-нибудь я вам могу?

— Нет. Вы знаете, мы уезжаем послезавтра. Мы вообще-то попали случайно сюда.

— А...

— Совсем просто случайно. Так что мы послезавтра уедем. Но я думаю, что я появлюсь з... довольно... в ближайшее время.

— А я думал, что, может быть, Марина Влади здесь посетит фестиваль фильмовый. Может, вы. Здесь тоже показывают советские фильмы.

— Возможно. Когда это будет?

— Девятого сентября.

— Девятого сентября...

— Да.

— Нет-нет. Потому что девятого сентября я буду работать в Париже.

— Ага.

— Вот, так что...

— Ну, я вам желаю всего наилучшего...

— Спасибо, спасибо. А я вам постараюсь как-нибудь... чтобы вы получили новые тексты.

— Что-нибудь такое, знаете...

— Хорошо!

— О кей?

— О кей.

— О кей. Всего наилучшего, всех благ!

— До свидания, спасибо! Всех благ, до свидания!

Публикация, вступление и комментарии
А. КРЫЛОВА

На моем рабочем – кавычки!

Есть какие-то пропуски и неясности. Слушать!

Отметить, где «и так далее», а где «и тэ дэ».

Решить с «ё».